Жемчужина императора - Страница 22


К оглавлению

22

– Я тоже в свадебное путешествие ездил в Палестину, – заметил Морозини. – И сохранил об этом далеко не самые лучшие воспоминания...

– Так же, как и я! С нами то и дело приключались какие-нибудь беды и неприятности: для начала я, едва оказавшись в Каире, подцепил желтуху, а мою жену едва не укусил скорпион. В Иерусалиме нас чуть было не раздавила толпа, набившаяся в православный собор, чтобы на нас поглазеть. Мы в брались оттуда невредимыми только благодаря одному молодому дьякону и боковой двери: главную дверь вышибли.

– Эти люди были настроены против вас?

– Нисколько. Наоборот, такой напор толпы следует считать проявлением симпатии. На нас всегда со всех сторон сбегаются поглядеть, когда мы путешествуем, – с горькой улыбкой пояснил Феликс. – Должно быть, нас находят крайне экзотическими фигурами! Короче говоря, пасхальная ночь, которую я там провел, и моя встреча с Тесфе, моим слугой-абиссинцем, которого я нашел в миссии, были единственными отрадными впечатлениями за всю поездку, и я, пожалуй, рад был покинуть эти края. Мы отправились в Италию. На следующий день после нашего приезда мы встретились с молодым итальянским аристократом, с которым я был знаком до того, и пригласили его на ужин, а еще через день он покончил с собой!

– Жемчужина в тот вечер была на княгине?

– Она каждый день надевала ее, и Бамбино – так я окрестил этого итальянца, потому что он выглядел очень уж юным, – восхищался жемчужиной и долго с ней играл. Он, пожалуй, скорее, любил Наполеона, чем наоборот!.. Но и это еще не все: три дня спустя, когда мы уходили с виллы Адриана, Ирину едва не убила пуля террориста, за которым гналась полиция, после чего я чуть не потерял жену в катакомбах святого Каллиста: она задержалась, читая надпись.

– В самом деле, удивительный ряд совпадений! А потом вы вернулись в Россию?

– Нет, сначала заехали в Париж, чтобы забрать украшения, которые я заказал у Шоме. Я умолял тогда Ирину расстаться с проклятой жемчужиной, но она ни за что не соглашалась, и единственное, чего я смог добиться, – жена пообещала больше ее не носить. Для верности я снова прикрепил «Регентшу» к знаменитому нагруднику, который совершенно немыслим на современных платьях...

– ...а когда вы покидали Санкт-Петербург, то даже и не подумали ее оттуда забрать?

– Вы все поняли правильно! И потому я надеюсь, что вы лучше всякого другого поймете, отчего мне больше не хочется иметь дело с этой... этой злополучной вещицей! Я даже в руки ее не хочу брать. Заберите ее, продайте, делайте с ней все, что хотите! Я больше не хочу иметь с ней ничего общего и благословляю небо за то, что моя жена сейчас в Лондоне!

Морозини, совершенно ошеломленный, переводил взгляд с огромной жемчужины, мирно лежавшей перед ним и в свете угасающего дня окруженной сияющим ореолом, на человека, который, стоя в нескольких шагах от стола, с отвращением на нее смотрел.

– Вы поставили меня в очень затруднительное положение! – произнес наконец князь. – Не могли бы вы спрятать жемчужину в сейф, а через некоторое время выставить на продажу? Например, в пользу всех этих беженцев, которым, насколько мне известно, вы помогаете, или дома призрения княгини Мещерской в Сен-Женевьев-де-Буа? Не говоря уж о моем маленьком подопечном!

– Вашими устами глаголет святое чувство, дорогой князь, я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы ее продать. Только продавать ее буду не я! А главное, я не хочу, чтобы при этой упоминались наши имена! Так что займитесь этим сами! В конце концов, это ведь ваше ремесло?

От Морозини не ускользнула грубость тона Юсупова, которой прежде не было. Что поделаешь, и он тоже принимает Альдо за лавочника и ни в какую не желает признать, что роскошный антикварный салон князя все-таки выглядит куда лучше какого-нибудь ресторана или модного дома. Обиженный гость уже собрался ответить, и довольно резко, но дверь внезапно распахнулась, пропуская водоворот черно-бурых лисиц, от которого исходил сложный и пьянящий аромат, напоминавший одновременно розовые сады Исфагана после дождя и таинственные святилища дальних стран, где жгут мирру и сандаловое дерево. Для чувствительного носа Альдо аромат был, пожалуй, чересчур навязчивым, но тем не менее действовал неотразимо. В то же время по комнате разнесся звук мягкого, чуть глуховатого голоса:

– Дражайший Феликс! Простите мне мое вторжение, но нам крайне важно поговорить о необычайно важных вещах!

Не обращая на гостя ни малейшего внимания, молодая женщина устремилась к Юсупову, протягивая ему обе руки. Альдо только и успел заметить, что вошедшая на редкость хороша собой. Чистый профиль, тонкие черты лица, светлые, неповторимого оттенка голубые глаза, блестящие из-под неправдоподобно длинных и густых ресниц. Длинные волосы цвета воронова крыла были уложены в замысловатую прическу, украшенную крохотной меховой шапочкой, с брошью из светлых сапфиров. Но, если волосы свои незнакомка в жертву моде не отдала, презрев короткую стрижку, то прихотям кутюрье следовала, должно быть, слепо, поскольку ее короткое, с небрежной грацией накинутое манто позволяло увидеть во всей красе совершенно прелестные ножки.

Однако неудержимый порыв, увлекший ее в глубину комнаты, к хозяину дома, угас при виде драгоценного украшения, по-прежнему лежавшего на шелковом платке.

– Ой! Что это за чудо!.. Где вы отыскали эту сказочную жемчужину? Она самая большая из всех, какие мне доводилось видеть! Какая красота! Какая...

Ее руки в черных замшевых перчатках уже почти коснулись «Регентши», но Юсупов крепко сжал их и выпускать явно не собирался:

22