Конечно, Морозини, как истинный ценитель, не мог не залюбоваться красотой юной Варвары, но всерьез заинтересовала его лишь толстая певица. Как и положено итальянцу, Альдо был неравнодушен к красивым голосам, а здесь он явно встретился с чем-то исключительным, ничего подобного ему до сих пор слышать не доводилось, и на то время, пока звучал этот голос, он и думать забыл о скуке. Закончив петь, цыганка закурила длинную сигарету и, небрежно прислонившись к одной из колонн, принялась жадно затягиваться, не обращая никакого внимания на зал и не сводя глаз с голубых струек дыма, которые выпускала изо рта.
Скрипки неистовствовали, но уже настал черед гитаристов, и они, не переставая играть, поднялись со своих мест и пошли по кругу вслед за красавицей Варварой, пустившейся в пляс. Это был странный танец, в котором ногам отводилась минимальная роль: они всего лишь быстро несли тело вперед, и ступни при этом почти не отрывались от пола. Собственно говоря, по-настоящему в пляске принимал участие лишь торс девушки: откинув назад голову, свесив руки, она так трясла плечами и грудями, словно отдавалась какому-то незримому любовнику. Именно это невероятно возбуждало зрителей. Вот и Жиль Вобрен сделался кирпично-красным и нервно оттянул пальцем воротник, как будто тот внезапно стал ему тесен.
Потом оба гитариста запели, а танцовщица, продолжая свой неистовый танец, вскинула руки и закружилась, взвихрив юбки и отбивая такт каблуками. Внимание всего зала по-прежнему было сосредоточено на ней одной. Морозини, как и все прочие, смотрел на нее, когда до его слуха внезапно донесся шепот:
– Вы ведь князь Морозини, знаменитый эксперт по драгоценным камням?
Подняв глаза, Альдо увидел, что толстая цыганка теперь стоит рядом с ним.
– Да, это я, – подтвердил он. – Но откуда вы меня знаете?
– Я вас видела, давно... в Варшаве. Вы тогда меня не заметили, но мне назвали ваше имя. Князь, вы мне необходимы! Только не смотрите на меня! Продолжайте любоваться представлением...
Цыганка переместилась к другой колонне, но голос у нее был достаточно мощным для того, чтобы Альдо, несмотря на звуки оркестра и шум, который подняла публика, начавшая аплодировать, отчетливо слышал каждое слово. Никто не обращал на них внимания, даже Вобрен, хотя и был совсем рядом...
– Зачем же я вам понадобился?
– Это для одного... одного друга, у него серьезные затруднения. Но вас должно заинтересовать то, что он вам расскажет. У вас есть машина?
– Я живу в Венеции. А здесь обхожусь такси.
– Тогда возьмите такси и ждите меня на углу улицы Клиши!
– Приглашение распространяется и на моего друга?
– Нет. Впрочем, у него, похоже, не возникнет ни малейшего желания вас сопровождать... А вы... Сегодня вечером я должна петь еще один раз. И как только закончу, можете отсюда уйти, – мы с вами встретимся...
Морозини повернулся к ней, надеясь выведать побольше. Не очень-то ему нравился властный тон, каким разговаривала с ним толстая цыганка. Но сказать ничего не успел: певица уже стояла рядом с оркестром.
От Вобрена полностью ускользнула разыгравшаяся в двух шагах от него сцена. Он глаз не сводил с танцовщицы, и Альдо оценил улыбку, которую та послала ему, проносясь мимо в танце. Одной такой улыбки вполне достаточно, чтобы воспламенить его друга. Так и вышло – живо обернувшись к Альдо, Жиль посмотрел на него торжествующим взглядом.
– Если ты не против, возвращайся домой без меня! Я намерен подождать эту красавицу, и, как только она освободится...
– Конечно, я сейчас оставлю тебя одного. Ты мог бы пригласить ее за свой столик...
– Ох... Это ведь настоящая цыганка, как и все семейство. Увы, она не согласится... Ты можешь посидеть еще немного.
– Нет, пожалуй, пойду... Устал, и спать очень хочется. Завтра позвоню...
– Ты еще не уезжаешь в Венецию?
– Скорее всего, заверну в Вену. Страшно соскучился по Лизе и близнецам! Но я не уеду, не предупредив тебя. Желаю удачно провести остаток ночи! Только берегись братьев твоей красотки!..
– У меня же самые... самые благородные намерения!
– Но ты ведь не собираешься на ней жениться?
– А почему бы и нет? У цыган существует своя аристократия, и Васильевы к ней принадлежат. Я уже знаю, как с ними говорить...
– Это ещё не значит, что они захотят тебя слушать. Не валяй дурака, Вобрен! Ты богат, недурен собой и пользуешься широкой известностью, но для них ты – никто, поскольку ты не ром! Так что повторяю: будь осторожен!
Морозини встал, ласково похлопал друга по плечу и подошел к двери в тот самый момент, когда толстая Маша начала петь последнюю на сегодня песню. Взяв в гардеробе свое черное пальто из альпаки, он попросил швейцара подозвать такси и в ожидании машины закурил сигарету. Долго ждать не пришлось: не прошло и двух минут, как, отозвавшись на свисток человека в красной униформе с золотым галуном, к тротуару подкатил автомобиль, за рулем которого сидел пожилой шофер в кожаной фуражке. Лицо водителя украшали длинные усы и короткая седая бородка, форма которой выдавала в нем бывшего военного. Усевшись, Морозини открыл окошко, отделявшее его от шофера, и произнес:
– Доедете до улицы Амстердама, потом вернетесь по улице Милана и остановитесь на улице Клиши, чуть-чуть не доезжая до улицы Льежа.
Водитель приподнял брови, однако от комментариев воздержался: он недавно стал таксистом, но уже успел привыкнуть к прихотям клиентов. Прибыв в указанное место, шофер остановил машину, выключил мотор и стал ждать дальнейших распоряжений. Но Альдо, не выходя из такси, снова закурил...