Жемчужина императора - Страница 65

Вскоре, сбросив с себя огромную тяжесть и всецело положившись на таланты План-Крепен, археолог наконец добрался до своей квартиры и своей постели. Где и смог выспаться всласть, поскольку, в противоположность всем догадкам мадам де Соммьер, комиссар и не думал являться к нему с утра.

Вскоре Адальбер почти пожалел об этом. День и в самом деле тянулся угрюмо и бесконечно, несмотря на визит в редакцию газеты «Утро», где по-прежнему не было никаких вестей от журналиста, и другой – на набережную Орфевр, куда под конец дня Адальбер решил наведаться без вызова и посмотреть, что происходит. Однако там он никого, кроме дежурного, не застал: Ланглуа на месте не было, и в ближайшие несколько часов он возвращаться не собирался...

Ночь ничего особенно утешительного тоже не принесла.

Как и было условлено, полковник Карлов на своем такси отвез Адальбера в Сен-Клу, и там они, как можно лучше спрятавшись, дожидались появления «Рено», но прошло несколько часов, а машина так и не показалась. И на рассвете Адальбер вернулся в Париж хмурый, в самом отвратительном настроении.

И все-таки ему было куда лучше, чем Альдо Морозини, который оказался в аду...

С трудом открыв глаза после бесконечно долгого провала во времени, он тотчас снова закрыл их со страшным ощущением, будто ослеп. Перед глазами была полная, абсолютная темнота. К тому же у него раскалывалась голова, и его тошнило от пропитавшего одежду запаха хлороформа. Снова открыв глаза, он потянулся к ним руками и только тут обнаружил, что закован в цепи; на обоих запястьях были стальные наручники, двойная цепь допускала некоторую свободу движений, но, перебирая пальцами звенья, Альдо обнаружил, что другой конец цепи вмурован в стену. И, наверное, с давних времен, потому что цепи заржавели.

Поначалу ему показалось, что это просто кошмар: прошли времена средневековых крепостей, когда узников бросали в яму или ров. И все же мало-помалу перед ним вырисовывалась реальность. Место, где он оказался, было сырым и холодным, а приподнявшись, он нащупал под собой соломенную подстилку, брошенную прямо на утоптанный земляной пол. Как он мог здесь оказаться?

Ценой мучительных усилий Морозини собрал обрывки воспоминаний. Телефонный звонок... испуганный голос Тани... обмен одеждой с Адальбером... улица Греза... сильная боль... и больше ничего! Совсем ничего. Ни малейшего воспоминания о том, что могло произойти после того, как его ударили, а затем усыпили. И ни малейшего представления о том, сколько времени прошло.

Он машинально поискал часы, хотя все равно не смог бы ничего на них разглядеть. Впрочем, часов при нем не оказалось, равно как и сардоникса с его гербом, который он всегда носил на безымянном пальце, и обручального кольца!.. И впервые за долгое время князю стало страшно. В этой камере, которую он не мог разглядеть, было темно и глухо, как в могиле!

А, собственно, чем она от нее отличалась?.. Это и есть могила, затерянная в пустынном месте на краю света, вдали от жизни и людей... Могила, в которой он будет медленно гнить до тех пор, пока господь не сжалится и не избавит его от мук. Никогда он не думал, что подобная ситуация может пробудить в душе ощущение такого отчаяния.

И тогда что-то в нем сломалось, он заплакал, и это помогло снять напряжение, вызванное страхом. Альдо почувствовал себя лучше, слезы снова сделали его таким, каким он был всегда: человеком, умеющим встретить худшее лицом к лицу. И, кажется, худшее уже с ним произошло, но это еще не значит, что он должен сдаться, признать свое поражение. Нашаривая в кармане платок – хоть это они ему оставили! – он почувствовал тяжесть цепей, сковывающих движения, и немного приободрился: зачем, собственно, еще сковывают человека, если не для того, чтобы помешать ему бежать? А из могилы не бегут. Значит, это не могила, и должен существовать способ отсюда выйти.

Морозини поднялся на ноги, ощупал стену в том месте, где к ней были прикреплены цепи, и убедился в том, что стена сложена из больших камней и что вся темница круглая: он смог пройти некоторое расстояние – столько, сколько позволяли ему оковы. Значит, его поместили в своего рода колодец. Сердце у венецианца замерло: ничто так не напоминает колодец, как «каменный мешок»! И тут он наткнулся ногой на ведро... которое, к счастью, не опрокинулось: в нем была вода, – сразу же понял, как ему хочется пить. Опустившись на колени, князь опустил в ведро лицо. Вода была холодная и свежая, что его несколько утешило: раз дают пить, значит, возможно, дадут и поесть, то есть убивать пока не собираются. Смочив в ведре платок, чтобы приложить его к мучительно нывшей голове, Альдо снова сел на подстилку и принялся ждать неизвестно чего...

Он не только понятия не имел о том, чего ждет, но не знал, сколько времени прошло, у него больше не было возможности это определить. Однако постепенно в его темнице стало чуть светлее, и не только потому, что глаза привыкли к кромешной тьме: нет, просто настало утро, и между двух камней над головой проскользнул тонкий лучик света. Очень тонкий, но для Морозини этого оказалось достаточно, чтобы понять: он не в глубоком подземелье, как опасался, а, скорее всего, в одной из тех феодальных башен, которые еще сохранились кое-где в окрестностях Парижа.

Теперь, когда он лучше видел, Альдо смог разглядеть помещение, которое действительно оказалось круглым, метров трех в диаметре. Вот только никакой двери здесь не было. Что касается обстановки, всю ее заменяли соломенная подстилка, ведро с водой и другое ведро, явно предназначенное для гигиенических нужд; но никакой пищи он, как это ни печально, не обнаружил, а есть уже хотелось...