Жемчужина императора - Страница 91

– Вы не имеете права так говорить! Это мой муж! Мы с ним обвенчались, чтобы вместе переживать лучшие и худшие времена. И, если настали худшие, я должна быть рядом. Я приду... завтра!

Дьелафуа пожал плечами.

– Не могу вам запретить...

– А я могу только поддержать вас, – сказала госпожа де Соммьер, когда врач ушел, – но, может быть, вам надо что-то сделать со своей внешностью? В таком виде вы неузнаваемы!

Лиза встала и направилась к зеркалу над камином. В стекле отразилась женщина, чья бледность резко контрастировала с темными волосами, совсем не похожими на великолепную золотисто-рыжую шевелюру, обычно ее окутывавшую. Кроме того, эта женщина была очень плохо одета, в неизящные вещи, которые ей совершенно не шли.

– Вы хотите сказать, что я – настоящее пугало?.. Переодеться я, конечно, переоденусь, да и с цветом лица, в общем-то, можно что-то сделать. Но что касается волос, боюсь, если я начну их обесцвечивать, получится только хуже. Может быть, лучше всего коротко остричь их и подождать, пока отрастут...

– Альдо это не понравится. Он так любит ваши волосы! Не отрезайте их совсем коротко и осветлите то, что останется. Слава богу, существуют великолепные парикмахеры!

– Знаю, но до завтра мне не успеть. Я только и успеваю, что позвонить к Ланвен, у них есть мои мерки, и я попрошу их принести что-нибудь, чтобы я могла пристойно одеться.

Разумеется, одели ее не просто пристойно. Придя тем же вечером ужинать, Адальбер (проспавший весь день, как и сломленная усталостью после полной приключений ночи Мари-Анжелина) смог обнять высокую темноволосую женщину, бледную и прекрасную, в платье из креп-жоржета оттенка ледника и шарфом вокруг шеи, подчеркивавшим редкий темно-фиалковый оттенок глаз.

– Непривычно, – произнес он, отводя Лизу на расстояние вытянутой руки, чтобы получше ее разглядеть, – но далеко не безобразно. И этот цвет удивительно вам идет! Интересно, что скажет Альдо?

– Узнаем завтра. Я не хочу больше ждать, хочу поскорее его увидеть. Это я должна быть рядом с ним, а не какие-то незнакомые сиделки!

– К сожалению, и вы ничем не сможете помочь. Я перед приходом сюда заезжал в клинику: жар не спадает, и Альдо по-прежнему без сознания... Это... производит довольно сильное впечатление, даже теперь, когда его отмыли. Мари-Анжелина, увидев Альдо, когда его только вытащили на свет божий, чуть в обморок не упала...

Лиза слегка улыбнулась и взяла за руку упомянутую даму, которая мгновенно залилась краской.

– Милая! Она проявила необычайную храбрость, правда? И все же я страшно на нее разозлилась, когда пришла в себя на полу ванной в «Континентале», связанная махровыми поясами от халатов. А теперь не знаю, как ее и благодарить!

– О, я этого не заслуживаю! Я всегда обожала разыгрывать комедии, переодеваться, менять облик. Мне так понравилось быть Миной Ван Зельден...

– Да, но в ближайшем будущем вам все-таки придется довольствоваться ролью План-Крепен, – вмешалась маркиза. – Лично с меня довольно: вчерашняя комедия едва не обернулась трагедией. А пока давайте сядем за стол и выпьем шампанского в честь нашей героини!

– Шампанского! – возмутилась Мари-Анжелина. – Когда Альдо находится между жизнью и смертью!

– Он не выздоровеет быстрее оттого, что мы станем пить одну воду. Нам нужны конструктивные мысли, а для меня в этом деле шампанское почти так же незаменимо, как молитвы! Мы выпьем и за его здоровье. Впрочем, я уверена, что он выкарабкается.

И, опершись на руку Адальбера, неукротимая старая дама направилась в столовую. И никто не видел, что на глазах у нее блестели слезы...

Что касается Лизы, то, когда она назавтра во второй половине дня переступила вместе с Адальбером порог палаты в клинике профессора Дьелафуа, ее глаза были сухими, но встревоженными. Встретившая их старшая медсестра оказалась очень милой, по-матерински заботливой и толковой. Для начала она пригласила их в свой кабинет, где предложила Лизе сесть и угостила ее сигаретой.

– Вы думаете, мне необходимо ободрение? – прошептала та, неуверенно оглядываясь кругом.

– В этом нуждаются все и всегда. Жар спал. Но еще недостаточно, больной пока слаб и находится в состоянии, близком к бессознательному. Сегодня профессор настроен более оптимистично, но, когда речь идет о таком... внушающем беспокойство случае, как этот, я имею обыкновение предлагать родным, пришедшим в клинику, сделать передышку между улицей и палатой. Это позволяет им войти к больному более спокойными, а я успеваю... изменить их поведение и внешний вид, потому что надо же думать о том, какое впечатление они произведут на того, кого пришли повидать.

– О чем вы? – переспросил Адальбер.

– О том, что залитое слезами лицо, растрепанные волосы, преждевременный траур производят на больного тягостное впечатление. Слава богу, к вам это не относится, – прибавила сестра, повернувшись к Лизе и с улыбкой рассматривая костюм из черного бархата и бледно-голубого шелка, в котором княгиня выглядела такой элегантной: тюрбан из обеих материй плотно закрывал ее голову, позволяя увидеть надо лбом лишь корни темных волос.

– Мадам выглядит... безупречно!

– Вы не преувеличиваете? – со смехом произнес Адальбер.

– Нисколько! Одна моя больная на другой день после операции упала в обморок при виде черной сутаны священника. Это был друг, пришедший ее навестить, но она-то думала, что он явился ее соборовать! А теперь можете идти!

Вслед за сестрой Лиза с Адальбером прошли по пахнущему воском и дезинфекцией коридору, в конце которого виднелась застекленная дверь, ведущая в сад. Медсестра открыла дверь и отошла в сторону: перед ними был Альдо.